[Шех.]

КРАСНАЯ ЗЕМЛЯ
(Повесть в обрывках)


Когда я обнаружил этот подвал,
я первым делом повесил дверь и
врезал замок. Потом построил
мир.


 
1.ГОРЬКАЯ ЖАЖДА ДОБРА

Понять бы себя! - как тревожат слова,
как бьет по лицу обнаженье
души. Как опасны любые права
на горькое истины жженье.

Йорик
Голубой апельсин удивленья на фоне житейской муры.
Осторожно, старик, это шутят иные миры.
Это – судеб, не прожитых нами, колючий клубок,
это катится время как шар голубой из-под ног.

Это - пена речная и радуга прячется в ней,
это - рыбы хлещут хвостами о ребра камней,
это - воздух, он им с непривычки остер и тяжел,
это - маятник в небе и круг, им очерченный, желт.

Но чем выше - тем выше, тем меньше веселых картин,
только глыбы веков, только белые пятна вершин.
Хохотнут камнепады как зрители в скучном кино.
Быть собою, старик, может быть, это, вправду, смешно.

Голубой апельсин удивленья покатится комом с горы,
вроде финиш, старик, вроде - все, мы уже вне игры?
Осторожно рисует картинки зеркальная гладь -
это память, и как бы ее нам с тобой не помять.

* * *

Я играю на гитаре - он играет на трубе,
по гитаре я ударю - он мундштук прижмет к губе.
Затрубит моя гитара, загремит его труба,
вот вам весь концерт на пару,
вот и вся наша судьба.

Подпоет нам, как по нотам,
пес бродячий за углом,
мы играем про чего-то,
он играет об другом.
Наш ансамбль очень дружен
вот уже который год,
он нам всем ужасно нужен,
впрочем, черт его поймет.

Чтоб душе нашей пропащей
номер выпал не пустой,
случай нам сыграет в ящик
пару песен про любовь.
Вчетвером играем живо
вот уже который год,
все мы выглядим счастливо,
впрочем, черт нас разберет.

Я играю на гитаре, он играет на трубе,
по гитаре я ударю - он мундштук прижмет к губе.
Затрубит моя гитара, забренчит его труба,
вот вам весь концерт на шару,
вот и вся наша судьба.

* * *
Здесь, на мирном побережье
для беззвучных рифмачей
мы с тобой, дружище, те же -
я ничей и ты ничей.

По бездушью, по безбожью
прокатившись колобком,
мы с тобой, дружище, то же -
я никто и ты никто.

В городском многоэтажье
со щитом иль на щите
мы с тобой, дружище, там же -
я нигде и ты нигде.

А когда над пепелищем
загорится вдруг звезда,
видим, нет для нас, дружище,
ни награды, ни суда.

* * *

Лишь потрескивает душа
словно старый дом на ветру.
Чтоб не рухнула, обветшав,
миражом ее подопру.

Чтоб она защищала от
пустоты, от воров и вьюг,
пусть в ней вечно кто-то живет,
ну а кто-то бродит вокруг.

[

[Vermoks]

[Н@талья]

Начало и конец мне оказались сложноваты, так что я и не дочитала, признаюсь, а

Цитата

Я играю на гитаре

легло целиком, как влитое, на душу. За смешнючие

Цитата

мы играем про чего-то,
он играет об другом.

отдельное спасибо.

[Н@талья]

...потому что на нас с Лю похоже, наверное.

[Шех.]

ПРОЛОГ К ЗИМЕ

Наверно только тишина
так властно управляла мной,
как эта старая стена
с улыбкой странной и сквозной.

В лохматых струнах кирпичей,
в отрепьях моха и траве
стоит стены виолончель,
прижав к груди свое «ave»!

Простите, это невпопад,
ну, что тут можно объяснить,
когда тепла порвалась нить
и листья с дерева летят!

И, рассыпаясь на ветру,
цветные пляшут лоскутки,
и вдруг, потрескавшихся струн
берез касаются смычки.

* * *

Над речкой терпкий запах забытья.
Прохладный воздух будто зачарован,
дрожит как лошадь под рукой дождя.

Уже сентябрь на царство коронован,
весь этот лес как старое вино,
Пригубь от хмеля запаха лесного!

Все так полно и так напряжено,
ты постоянств постигнешь перемену
и до краев нальешься тишиной!

Язык дождя, наречье бурной пены,
ты многое таинственно поймешь,
поторопив застывшее мгновенье!

Как милосердна, как целебна ложь
в сентябрьской отраве откровенья!

* * *

Светлый вечер холодною кромкой
обрезает стволы с высоты.
Под обрывом негромкий и ломкий,
воробьиный щебет воды.

Тишина такая ручьящая,
вся везде под дождем кружа,
на сырой листве ворожащая,
быстровечная, в миражах.

Перечеркнутый птицей, старинный
горизонт беззащитен и прост:
кто-то, добрый, повесил картину -
чистый холст, серый холст, светлый холст.

Йорик

Упади, оборванная тишь,
с голой ветки в горькое и злое.
Что же, осень, ты не подсластишь
свой отвар из охры, лжи и хвои?

Что же наливаешь кипяток,
подсыпаешь ржавчину, химеры,
Что отмеришь нам хрустящей мерой -
радость строчек, горечь между строк?

* * *

В лесу среди морщинистых дубов
стоит себе в оранжевом плаще,
как будто посреди миров, столетий...

А лес тот стар, и воздух стар и лёгок,
и старый дождь стучит клюкой по листьям.
И он стоит, а серые спирали
дождя как путы на руки, на плечи...

Я подошёл, и я сказал некстати,
он не ответил, вздрогнул и ушёл,
и скрылся между листьями и мохом,
как прячется подслушанная грусть.

Теперь вот я стою посередине,
Смотрю, как наполнялись чаши листьев
водой живой и мёртвой пополам,
и хочется закрыть глаза руками...

[Шех.]

ПРОЛОГ К ЗИМЕ

Наверно только тишина
так властно управляла мной,
как эта старая стена
с улыбкой странной и сквозной.

В лохматых струнах кирпичей,
в отрепьях моха и траве
стоит стены виолончель,
прижав к груди свое «ave»!

Простите, это невпопад,
ну, что тут можно объяснить,
когда тепла порвалась нить
и листья с дерева летят!

И, рассыпаясь на ветру,
цветные пляшут лоскутки,
и вдруг, потрескавшихся струн
берез касаются смычки.

* * *

Над речкой терпкий запах забытья.
Прохладный воздух будто зачарован,
дрожит как лошадь под рукой дождя.

Уже сентябрь на царство коронован,
весь этот лес как старое вино,
Пригубь от хмеля запаха лесного!

Все так полно и так напряжено,
ты постоянств постигнешь перемену
и до краев нальешься тишиной!

Язык дождя, наречье бурной пены,
ты многое таинственно поймешь,
поторопив застывшее мгновенье!

Как милосердна, как целебна ложь
в сентябрьской отраве откровенья!

* * *

Светлый вечер холодною кромкой
обрезает стволы с высоты.
Под обрывом негромкий и ломкий,
воробьиный щебет воды.

Тишина такая ручьящая,
вся везде под дождем кружа,
на сырой листве ворожащая,
быстровечная, в миражах.

Перечеркнутый птицей, старинный
горизонт беззащитен и прост:
кто-то, добрый, повесил картину -
чистый холст, серый холст, светлый холст.

* * *

Упади, оборванная тишь,
с голой ветки в горькое и злое.
Что же, осень, ты не подсластишь
свой отвар из охры, лжи и хвои?

Что же наливаешь кипяток,
подсыпаешь ржавчину, химеры,
Что отмеришь нам хрустящей мерой -
радость строчек, горечь между строк?

* * *

В лесу среди морщинистых дубов
стоит себе в оранжевом плаще,
как будто посреди миров, столетий...

А лес тот стар, и воздух стар и лёгок,
и старый дождь стучит клюкой по листьям.
И он стоит, а серые спирали
дождя как путы на руки, на плечи...

Я подошёл, и я сказал некстати,
он не ответил, вздрогнул и ушёл,
и скрылся между листьями и мохом,
как прячется подслушанная грусть.

Теперь вот я стою посередине,
Смотрю, как наполнялись чаши листьев
водой живой и мёртвой пополам,
и хочется закрыть глаза руками...

[Д'Труайя]

очень неплохо

[Шех.]

Д'Труайя (25.8.2008, 16:12) писал:

очень неплохо

Спасибо.
Мне ваши тоже очень нравятся.

[Ира]

Мне пролог к зиме понравился.

[Шех.]

Я тут оказывается повторился спьяну-то! Винюсь.
Ну если более-менее, то еще немного. Надоем - скажете!


Йорик
У осени в мелодиях изъян,
отравленных обманов череда.
Вот, горький дождь наполнил мой стакан,
хмельная облаковая вода!

Расплакалось витринное стекло,
вздохнув навзрыд метелью водяной,
и плетью ветра улицы секло
настойчивое небо надо мной.

И не пойму, вблизи или вдали,
от холода бела или седа,
клубами опускаясь до земли,
дымится бесконечная гряда.

И каплями к мгновенью пригвожден,
от гибели осенней пригубив,
на этот раз я начерно рожден,
на этот раз я начерно убит.

И небо быстротечною стеной
украдено и не найти концов.
вокруг меня, во мне и надо мной
одно дождя подвижное лицо.

Я осени мелодией отравлен,
и горький дождь наполнил мой стакан,
и жёлтый дождь наполнил мой стакан,
пройдя расческой по вихрастым травам.

* * *

Закат ли, хвост ли, нос из норки лисьей,
а может быть, совиный хохолок,
а может быть, в мгновенья желтых листьев
сентябрь вечность в ступе растолок,

но кончен день и стало очень тихо,
и каменные замки на песке,
и осень пляшет - старая шутиха
в ободранном узорном пояске.

Пролог к зиме зачитан и разыгран.
Случайным снегом воздух теребя,
зима воткнула сотню светлых игл
в распластанное тело сентября.

[Шех.]

Июль
Ночная эта недолга
гудит, и в шуме золотистом
цепляются за листья – листья,
и гнется облаков дуга.

Мурлычут в озере лягушки
на небо выпучив глаза,
и будто черствые горбушки
грызет голодная гроза.

Прохладная ночная милость,
и лезть под крышу не резон.
А утром радуга вцепилась
когтями в мокрый горизонт.

* * *

Август
Ночь рассыпалась как черная смородина,
немного кисловатая на вкус,
лови ее губами и горстями!

Дома приплясывают, улицы шевелятся,
позвякивают окна - зеркала,
зашторенные на ночь.

В них гора,
за нею небо, а за ним большой,
чудной и черный августейший куст.

И ягоды дождя на волосах,
и звезд зеленых шумная листва,
и всё вокруг - глаза...
глаза...
глаза...

* * *

Свечка
До свиданья, до свиданья
ночь с красивыми глазами.
Ожидаю ожиданье,
облетаю с опозданьем.

Лета нету и не надо,
перезвону листьев рад,
словно маленькое стадо
погоняю листопад.

До свиданья, до свиданья
день зеленый - желтый - синий,
утро в ледяном стакане,
вечер с гривою звериной.

Неба нету, и не надо,
на дождливых стебельках
словно белая рассада
вырастают облака.

[Причал]

Шех. (25.8.2008, 2:07) писал:

стоит стены виолончель,
прижав к груди свое «ave»!

"Ах!"

Шех. (25.8.2008, 2:07) писал:

Светлый вечер холодною кромкой
обрезает стволы с высоты.

Нисский

Шех. (25.8.2008, 2:07) писал:

ручьящая

"Ух!"

Шех. (25.8.2008, 2:07) писал:

Перечеркнутый птицей...горизонт

Люкшин (художник такой из Питера)

[Причал]

Шех. (26.8.2008, 0:11) писал:

и будто черствые горбушки
грызет голодная гроза.

Ах!

Шех. (26.8.2008, 0:11) писал:

Ночь рассыпалась как черная смородина,

А черная смородина - красной строкой через творчество автора?

[Причал]

Шех. (25.8.2008, 22:32) писал:

на этот раз я начерно рожден,
на этот раз я начерно убит.

А почему убит не "набело"?

[Кия]

Причал (26.8.2008, 9:04) писал:

А почему убит не "набело"?

Не добили

[Мия]

Причал (26.8.2008, 11:04) писал:

А почему убит не "набело"?

Непонастоящему

[Причал]

Мия (26.8.2008, 15:29) писал:

Непонастоящему

Это как раз понятно. "Набело" было бы шибчее

[Шех.]

А, жить намереваюсь до упора.


Жил на свете рыцарь вредный

Жил когда-то скромный малый.
В Палестине возле скал
сарацинов не пугал он,
только лучше бы пугал.

Ни над кем своей булавы
никогда не подымал,
не искал в победах славы,
только лучше бы искал.

Не носил стальной кольчуги,
просто так ходил, в пальто.
И держал в карманах руки,
чтоб ни трогал их никто.

Но случилась с ним однажды,
в год неправильный, когда
под дождем сказал он: «Даждь нам
днесь любовь», - полубеда.

Померещилось на диво
перед вечной пустотой,
что он жив как море живо,
не мечтой, полубедой!

И пошел как по болоту -
по дороге в темноту -
в полубеду.

Прямо так,
в карманах руки...

* * *

Свечка
Меж любовью и любовью
расстояние стеною.
Стала ты моею болью,
стала горем, стала мною.

И дрожит на небе Лебедь,
и Кассиопея стынет,
исчерпав холодной мерой
греющую благостыню.

Месяц по небу катился
как моток зеленой шерсти,
и жевали звезды силос
нашей радости ушедшей.

Только хруст стоял и будет
в их сияющей утробе,
и чернели наши судьбы,
точно крестики в сугробе.

Меж любовью и любовью
дебри времени ветвятся.
Эти сказки, Бог с тобою,
лишь мечтаются, да снятся.

Ухожу не расставаясь,
возвращаюсь не вернувшись,
тру в коробочке трамвая
обмороженную душу.

Счастье вкатываю в гору
как Сизиф тяжелый камень
и трясу трамвая короб
кулаками!

[Причал]

Шех. (26.8.2008, 17:35) писал:

Жил на свете рыцарь вредный

[Кия]

Понравилось многое.